losew. Запах пороха (продолжение) (Reply)

Будни израильской военщины.
Выпуск 28 (Продолжение)
Оригинал здесь.

Глава четырнадцатая – Запах пороха
Цвика залез в джип с командиром базы совместного координирования. Был еще джип командира магавников и четыре бэтээра Харува. Солдаты спорили, кто отправится в следующих четырех бэтээрах. В глазах у ребят была жажда мести. Мы с Юсеном влезли в последний бэтээр. На меня опять накатила волна страха, но мой командир был спокоен, как слон. С нами поместились еще несколько бойцов, среди них лейтенант Нир, с которым я познакомился еще во время моего случайного пребывания в Харуве.
    Задача была довольно простой: въехать внутрь гробницы, два-три бэтээра заберут всех раненых и вернутся, а остальные останутся укреплять гробницу. Все, казалось, было продумано, кроме одного: мы не учли, что арабам верить нельзя.
     Колонна двинулась.
    - У нас связь, кажется, не работает! - крикнул водитель нашего бэтеэра.
   - Сейчас посмотрю, - ответил я и нырнул в дебри радиоприборов. - Юсен, возьми пока мой шестьсот двадцать четвертый (переносная рация).
   - Кодкод Кейсария, я Мишнэ, замыкаю колонну, - доложил Юсен Цвике по рации.
- Мишнэ, с какого хера ты полез?! - заорал Цвика. - Твое место на перекрестке, координируй все оттуда... Ну, ладно, подбери раненых и быстро назад.
- Слушаюсь, - процедил Юсен, задетый тоном комбрига.
- Раз, доложи обстановку! - не унимался Цвика. - Мы через три минуты у тебя.
- Цвика, один бэтеэр горит, почти вся команда второго ранена, двое в критическом состоянии, мы погрузили всех в первый бэтеэр. Тушим второй, машина вроде на ходу, ждем у входа в гробницу.
    Я выглянул из люка, чтобы посмотреть, где мы находимся. Впереди все было покрыто черным дымом. Нир стоял, высунувшись по пояс, крепко держал пулемет и напряженно смотрел по сторонам. В передних бэтеэрах тоже все вылезли и сидели за пулеметами.

- Я наблюдатель на Тель-а-рас, - заговорила рация. - Вижу, к гробнице опять движется демонстрация. Расстояние метров сто. Постарайтесь успеть.
- Алекс, опять со связью хрень, посмотри, - позвал Юсен.
- Нир, я сейчас, - сказал я лейтенанту и нырнул вниз.
- Мы на повороте, - раздался в эфире голос Цвики. - Все продолжают движение к гробнице, два последних бэтеэра с первым разворачиваются и возвра…
   Не успел он договорить, как со всех сторон на нас обрушился шквальный огонь. Было ощущение, что пошел сильный дождь. Прежде, чем я успел что-то понять, Юсен рывком закрыл надо мной люк а сам высунул автомат через щель и начал стрелять. Судя по тому, как сверху застрочил пулемет, Нир тоже включился в бой. Все бэтеэры встали.
- Я пятый, у меня двое ранены, включая водителя, - с трудом расслышал я по рации.
- Пятый, я шестой, давай своих раненых к нам, мы сейчас развернемся жопой к вам.
- Разворачивай, и задом вплотную к пятому – у него двоих сняли! - заорал я нашему водиле.
- Вижу, - плача, ответил водила нашего бэтеэра, - они Беню убили!
Я глянул в щель и увидел, как комроты Бени в неестественной позе полуобнял пулемет.
В этот момент кто-то со всей дури ударил меня каблуком по спине и начал прижимать к стенке.
- Нир! -заорал я. - Осторожно! – Но Нир не реагировал, держался за бок и глотал воздух.
- Нир, ты чего? Нир, бля, спокойно, где? Медбрат, у нас тут есть медбрат?! Бля, Юсен! Нир ранен!
   Не ответив, Юсен быстро занял место Нира у пулемета и продолжил стрелять. С кем-то из ребят я склонился над Ниром. Мы с трудом распахнули его бронежилет, пуля вошла в левый бок между передней и задней керамическими пластинами.
- Больно, - простонал Нир. - Они Беньку убили, я видел…
- Тихо, тихо, держись, братуха, сейчас назад двинем, там тебя быстро залатают, - старался я подбодрить Нира.
   - Еще ленты для Мага! - услышал я голос Юсена, порыскал глазами, нашел коробку и вложил ему в руки.
   Тем временем мы вплотную подъехали к пятому бэтеэру, где уже открыли кормовую дверь.
- Готовьтесь, - услышал я водилу, - я открыл корму.
Я оставил Нира, подложив ему под голову какой-то мешок, а сам занял место около одного из углов кормовой двери. Юсен тоже оставил пулемет и подскочил к двери. Стрельба утихла, но было еще шумно. Я присел между бэтеэрами и начал стрелять в сторону домов, что были напротив меня. В голове была одна мысль: поскорее обнаружить палестинские точки. Поэтому я сажал по два патрона в каждое окно, но с моей стороны вроде было спокойно. Юсен рванул в пятый бэтеэр и с другими бойцами начал перетаскивать раненых. Краем глаза я увидел в пятом бэтеэре врача из Харува, он разматывал капельницы и кидал в наш бэтеэр. Перетащив Беню и второго тяжело раненого, Юсен, врач и еще один парень полезли вытаскивать раненого в руку водителя. Я продолжал стрелять, как вдруг боковым зрением заметил падающего врача.
- Врач ранен! - закричал я, продолжая стрелять. Он лежал на спине в метре от меня. Плюнув на все, я рванул к нему и, схватив врача под мышки, потащил внутрь.
   Тяжелый, падла, подумал я, но спустя мгновение ноша стала легче: подбежали еще ребята, и мы быстро втащили его в наш бэтеэр.
- Все, кто цел, залезайте в пятый и высаживайтесь в гробнице, - командовал Юсен, - а мы с первым едем назад.
   Один из тех, кто помогал тащить врача, собрался было уже забраться в пятый бэтеэр, но схватился за руку и с криком упал. Юсен ухватил его за шиворот и втянул в нашу машину. Пуля попала парню в указательный палец, который был на курке, и практически полностью оторвала его.
   - Оставь меня, самхат! - заорал парень. - Я с ребятами хочу, это не ранение! Пусти меня, я их всех там поубиваю, суки!
Но у Юсена была мертвая хватка. Кормовая дверь закрылась, и мы рванули обратно. Шум стрельбы постепенно удалялся.
   Я чувствовал себя, как в «черном тюльпане» (самолет для перевозки мертвых). У наших с Юсеном ног лежали ребята и стонали…
Глава пятнадцатая – Тяжелое похмелье
   - Харув, я каспитон Мишнэ, шестой и первый бэтээры едут к перекрестку. Подготовьте амбулансы и врачей. У нас шесть раненых, четверо тяжелых, один из них, скорее всего, убит, плюс все раненые в первом… - с комком в горле отрапортовал я по рации. Говорить было тяжело, сердце стучало так, что казалось, вот-вот вырвется наружу.
   Мы подъехали к нашим, и, когда открылась кормовая дверь, на лицах встречавших отразился ужас. Некоторые, не выдержав, зарыдали.
- Чё стоите? Быстро носилки, помогайте вытаскивать! - орал Юсен.
Мы аккуратно вынесли всех из бэтээра. Бени и еще один парень, Эрез, которых мы вытащили из пятого бэтээра, были мертвы. Нира в полусознательном состоянии положили на носилки и погрузили в амбуланс. Вместе с ним уехал и водитель, раненный в руку. До машины он молча дошел сам.
С врачом произошло чудо: когда его стали перекладывать на носилки, он очнулся, встал на ноги и неуверенно сделал пару шагов. Дрожащими руками он попытался расстегнуть свой шахпац (бронежилет на иврите). На нем почему-то был не керамический шахпац, а обыкновенный, защищающий от ножа, но не от пули. Около сердца зияла небольшая дырочка. Мы попытались его усадить, но он с ошалелым видом молча продолжал раздеваться. Снял шахпац и начал расстегивать гимнастерку.
   - Доктор, ты чего стриптиз устраиваешь? - неуверенно спросил Дэди, но тот молчал.
   Врач снял рубаху, остался в белой майке и тупо смотрел на свою грудь. Потом залез в левый карман гимнастерки и вытащил толстый сверток, набитый бумагами. В пачке была аккуратная дырка с одной стороны, а с другой дырки не было.
- К-к-кажется, п-п-повезло, - заикаясь, проговорил врач, застенчиво улыбаясь. Дэди и другие обняли его и сквозь слезы захохотали. Этот смех был нужен всем нам, чтобы как-то отключиться от только что пережитой жути.
   Выгрузили ребят из первого бэтээра. Там тоже было двое убитых: лейтенант Михаэль и сержант Ури. У Сефера были перебиты обе руки, лицо окровавлено; правда, на глаза ему уже успели наложить повязку. Его переложили в амбуланс, а тот рванул на базу, где поджидал военный вертолет.
    Я посмотрел на часы и не поверил: после нашего выезда прошло всего двадцать минут, а казалось, что этот кошмар длился вечность. Чья-то рука опустилась на мое плечо, и перед носом нарисовалась зажженная сигарета – Каюб.
   - Ох, вовремя, ахи (брат на иврите), - сказал я и сел на землю. В ушах звенело от стрельбы, в носу стоял едкий запах пороха. До меня начало доходить, что я родился в рубашке.
   - Алекс, ты как? - спросил Юсен.
   - Нормально. - Я посмотрел на командира, на лице которого читалась грусть, но никаких следов шока, будто он съездил на обыкновенное стрельбище.
Через пару минут стали возвращаться остальные БТРы. В одном из них был еще один убитый, сержант Итамар, один из моих хороших Харувских знакомых, тоже иерусалимский. Всех пятерых павших положили в ряд на носилки и накрыли одеялами. За ними должны были прислать специальный транспорт. Дэди долго сидел около носилок и качал головой… Никто не решался к нему подойти.
Тем временем, стрельба в районе гробницы практически полностью стихла, Там оставалось около сорока солдат, включая комбрига Цвику, комбата Раза, командира МАГАВа и начальника базы совместного координирования. Они собрались в одной из комнат, будучи не в силах противостоять почти тысячной толпе обезумевших палестинцев, прорывавшихся на территорию гробницы.
Генерал Узи Таян, начальник центрального генштаба, приказал отправить в Шхем на выручку два вертолета «Апачи». Палестинцам было четко сказано, что, если еще хоть один волос упадет с головы хотя бы одного из наших солдат, «Апачи» сравняют Шхем с землей.
Вид грозных воздушных машин подействовал на палестинских полицейских, и они, еще несколько минут назад стрелявшие в нас, как по мановению волшебной палочки стали отгонять толпу, правда, позволив сжечь все наши джипы, синагогу и полностью разрушить довольно ухоженную территорию гробницы Йосефа. Это стало нашим позором, но мы заплатили высокую цену, и командование не могло допустить новых потерь.
На наш перекресток прибывали один за другим высокие военные чины. Привезли даже обед, но аппетита не было. Я курил сигареты одну за другой и пил воду, хотя душа требовала чего-нибудь более крепкого.
Со стороны Шхема к палестинскому КПП на большой скорости подъехал джип с полицейскими, которые неожиданно открыли огонь в нашу сторону. Все залегли, но спустя пару секунд, под страшный рев, группа из двадцати-тридати озверевших солдат бросилась в сторону палестинцев, стреляя на поражение. У тех не было никаких шансов. Через минуту после того, как огонь стих, подъехал арабский амбуланс, а вместе с ним и репортеры. Погрузили своих камикадзе, поснимали на камеру и укатили. Изрешеченный джип остался одиноко караулить КПП. Эта встряска всех приободрила. У многих возникло ощущение, что и они поучаствовали в бою, и смогли хоть как-то отомстить за смерть товарищей.
Мы продолжали сидеть на перекрестке и ждать новостей. Решения принимали на более высоком уровне. Была дана команда выдвинуть танковую бригаду, и через два часа появились первые танки. Цвика, по сути отвечавший за округ, был практически в плену, и командование перешло к комбригу танкистов. Начали разрабатывать план, как освободить наших ребят из гробницы, поскольку надежды на палестинских полицейских было мало.
Еще через час пришла информация, что Шхем будут оккупировать заново, и к нам едут все четыре батальона бригады Голани. Юсен несказанно обрадовался этим новостям.
    - Все, теперь можно быть спокойным. За дело берется Голани. Эрез их всех перебьет. (Эрез Гершин, комбриг Голани, - легендарная личность, один из самых бесстрашных командиров израильской армии, человек с железными яйцами, как его многие звали).

Глава шестнадцатая - Эрез
Гершин сразу поставил условие, что руководить операцией будет он, а не комбриг танкистов. Возражать никто не стал, хотя на лице танкиста читалась нескрываемая обида.
- Юсен! - радостно воскликнул Гершин, увидев моего командира. - Сколько лет, сколько зим! Я и не знал, что ты здесь обитаешь.
Голанчики обнялись. Года два назад Юсен был заместителем командира батальона, которым командовал Эрез, и отношения у них сложились дружеские.
     - Почему ж вы так все хреново продумали? - возмущался Эрез. - Какого черта полезли на БТРах? Почему с Тель-а раса не стреляли? Ведь их для того туда и посадили!
     - Так палестинцев бы всех перекосили, - неуверенно ответил Юсен.
     - А тебе не похрен? Наших же ребят положили по глупости! Чем ваш Цвика думал? – Гершин явно закипал. – Ладно, проехали. Пойдем, расскажешь, что к чему.
Начальство удалилось в палатку для совещания, а мы тем временем слушали сводки новостей, которые передавали каждые пятнадцать минут.
      - Тяжелые бои между силами Армии обороны Израиля и палестинцами ведутся на всей территории Западного берега реки Иордан и в районе сектора Газа. По непроверенным данным, среди наших солдат есть несколько раненных, в том числе тяжело. Особенно напряженная обстановка складывается в районе гробницы Йосефа в Шхеме, а также в городе Рамалла.
       - Ничего себе, несколько раненых! - возмущались наши ребята, но все понимали, что более точную информацию передадут, когда сообщат родителям погибших о случившемся.
Время шло, в районе гробницы было тихо. Цвика по рации доложил, что они продолжают сидеть в комнате и ждут, когда их вытащат. Палестинские полицейские, кажется, смогли отогнать толпу, но легче от этого не стало. Все морально настраивались на второй раунд, где уже будут участвовать и танки, и Голани и авиация.
   Среди солдат Харува возникла нервная суматоха, послышались ругань, крики и стоны.
- Ребята, что происходит? - спросил кто-то из офицеров.
- Нир не дотянул до больницы, нет больше Нира, - ответил кто-то.
Комок подступил к горлу, на ватных ногах я дошел до нашего джипа, сел и разрыдался. Хоть я и видел, что рана была тяжелой, но все же надеялся, что Нир выживет, что его спасут. Надежда всегда умирает последней. И она умерла - вместе с Ниром.
    Месть, только месть! - стучало в голове. - За Нира, за всех. Прав Гершин, нечего с врагом цацкаться. Нужно мочить и не жалеть.
Наступали сумерки, операцию назначили на час ночи. Наш перекресток превратился в настоящую военную базу, напичканную танками, джипами и множеством солдат. Над гробницей Йосефа периодически летали наши вертолеты, пилоты докладывали обстановку. Число палестинских полицейских в районе гробницы росло, они самоотверженно отгоняли толпу, прекрасно понимая, что, если не произойдет чуда, через пару часов им очень сильно не поздоровиться. По слухам, на правительственном уровне велись серьезные переговоры: хотели обойтись без новых жертв. В конце концов, дипломатия взяла вверх.
В полночь со стороны Шхема засветились фары нескольких машин. Наши заняли боевые позиции, приготовившись стереть в порошок очередных камикадзе. Но на крышах машин замигали красные мигалки: это ехали амбулансы. Они остановились в ста метрах от нас, из первого фургона вышел Цвика, а с ним Джабриль Раджуб, глава всех силовых структур палестинцев, правая рука Арафата. Из других амбулансов вылезали все наши ребята. К Раджубу подошли Габи Овир и Эрез Гершин.
     - Забирайте ваших солдат и больше к нам не суйтесь, - услышали мы слова, сказанные хамским тоном на чистом иврите (в свое время Раджуб немало лет провел в израильских тюрьмах за террористическую деятельность).
      Он, видимо, не понял, что перед ним комбриг Голани Эрез Гершин, которому еще во времена первой интифады в конце востмидесятых израильский суд запретил приближаться к палестинским территориям за излишнюю ненависть к арабам. Эрез впечатал Раджуба в борт амбуланса и зашипел:
    - Слушай сюда, ничтожество! Прежде чем я тебя на месте пристрелю, ты публично извинишься перед всеми солдатами, а потом выберешь, какая участь ожидает Шхем. Выбор простой: или мы сначала бомбим с воздуха, или сразу утюжим все танками. После этого в город войдут все три батальона Голани, и ты знаешь, чем это закончится.
     - Габи, - тон Раджуба резко поменялся, - кто это такой, что за беспредел, я ваших солдат спас, а он мне угрожает?!
    - Это Гершин, - спокойно ответил Габи Овир. - Эрез, остынь.
    - А-а-а, тот самый? – зрачки Раджуба расширились. В свое время арабы назначили за голову Гершина очень большую сумму (спустя три года кто-то ее, возможно, получил: Гершин подорвался в Ливане на мине... Светлая ему память!).
- Что, страшно стало, сука? – Гершин, не отпуская Джабриля, хищно улыбался. - А отдавать приказ стрелять по нашим ребятам не страшно было? А отправлять смертников взрывать детей в автобусах тоже не страшно?
    - Эрез, хватит! – рявкнул генерал.
    - А вы нас сколько убиваете? – дар речи вернулся к Раджубу. - Да вы только в Шхеме, по моим данным, убили сегодня человек двадцать и около сотни ранили.
    - Мало! – прохрипел Эрез. - Вали отсюда, тварь, и моли бога, чтобы мне дали приказ не брать Шхем.
      Эрез толкнул Раджуба, сделав тому подсечку. Раджуб грохнулся, вскочил, бесстрашно посмотрел на Эреза и, ничего не сказав, сел в машину.
       Это был сюрреалистический разговор. В этот момент солдаты обнимались со своими друзьями, которых привезли из гробницы. Я не совсем оправдывал выходку Гершина, но я его понимал. После фразы, брошенной Раджубом, мне самому хотелось всадить ему пулю меж глаз.

Глава семнадцатая – Ночные разговоры
К двум часам ночи начальство приехало на базу Харува. Сели заседать. Мне было уже все равно, что они решат. Я понимал, что, даже если будет приказ войти в Шхем, это сделают без нас. Нам предстояло сдерживать Калькилию, где, к счастью, после утреннего цирка с камнями, было относительно тихо. Я решил узнать, что там происходит, и вышел на связь с нашей базой.
    - Кейсария, я каспитон мишнэ, доброй ночи. Что у нас в Калькилии?
- Каспитон, родной, - услышал я знакомый голос одной из наших девчонок в диспетчерской, - ты живой!
   - Живее всех живых, но после сегодняшнего дня мне срочно требуется ваша забота и ласка, - ответил я и улыбнулся про себя: все-таки желание переспать с девчонкой сильнее любой бойни. - Так что у нас в Калькилии?
   - Ты только приезжай, мы о тебе позаботимся, - нежно ответила Кейсария.
- Алекс, за меня спроси, - ожил сидевший рядом Каюб.
- Кейсария, вам привет от бет-мишнэ (позывные нашего водителя), он тоже хочет заботы.
   Сидевший рядом Каюб, довольный, как слон, кивал головой.
- Каюб, расслабься, тебе ничего не светит, ты сам на базе растрындел, что у тебя помолвка скоро, – обломал я товарища. - Но помечтать можно.
– В Калькилии относительно спокойно, - уже серьезным тоном заверещала рация, - но завтра пятница, и по разведданным после молитвы они выйдут на демонстрацию. То же самое планируется во многих деревнях.
   - Весело, ничего не скажешь. Ладно, красавицы мои, спокойной ночи, держитесь там, а мы пока в Шхеме. Конец связи.
Я прекрасно понимал, что девчонкам тоже выпал жуткий день: фиксировать информацию, передавать, координировать, записывать, слышать эфир боя, а потом узнать, что погибли ребята, с которыми они каждый день общались по связи и заигрывали с ними, как в разговоре со мной.
     Разговор с девчонками отогнал мысли о событиях дня и напомнил мне, что, кроме мести, есть и нормальные чувства. Есть мир, где можно смеяться, кадрить девчонок, бывать дома, видеть прекрасные лица родных и друзей. С этими мыслями я заснул.

Глава восемнадцатая - Завтрак
     - Профессор, подъем! - Юсен дернул меня за плечо, задев каску, которая грохнулась мне на голову.
     - Ебать ту Люсю, - с чувством сказал я по-русски, потирая ушиб и недовольно глядя на командира.
    - Переведи, - Юсен с любопытством рассматривал шишку у меня на лбу и улыбался.
   - Это из русской классики, Пушкин, переводу не поддается.
Начинало светать. По базе слонялись уставшие солдаты, которым всю ночь не давали спать и держали наготове. Операция по захвату Шхема откладывалась каждый час. Почти всех солдат Харува освободили от службы, разбили на шесть групп и отправили проводить своих товарищей в последний путь. Я хотел поехать на похороны Нира, но понимал, что это нереально. Сомнений у меня не было: предстоял еще один день бойни. В отличие от вчерашнего дня, когда при мысли о стрельбе у меня тряслись коленки и тело бросало в дрожь, сейчас я был абсолютно спокоен, и только живот немного ныл.
    - Ну что, куда путь держим? – спросил Каюб.
   - Пока арабы не проснулись, поедем в Ариэль, позавтракаем по-человечески, - ответил Юсен.
    Точно, надо позавтракать, пронеслось в голове. Вчера я толком ничего не ел, а организм иногда надо подкармливать - говорят, это полезно.
На КПП у въезда в Ариэль дежурила внушительная команда жителей города. Надо отдать должное мэру Ариэля, Рону Нахману, который, не полагаясь на полицию и армию, позаботился об охране города и поднял на ноги почти всех мужчин, прошедших армию. Торопиться нам было некуда, кафешки еще не открылись, поэтому мы битый час проторчали на КПП. Мужики со знанием дела обсуждали вчерашний бой в Шхеме, рассказывая о нем так, будто сами принимали участие. Суть разговора сводилась к тому, что если бы они там присутствовали, у нас вообще не было бы ни одного раненого. Спорить с ними не было сил, мы с Юсеном молча кивали и соглашались со всеми упреками.
    - Ладно, герои, продолжайте защищать свой город, а нам жрать хочется, - зло сказал Юсен.
    - Вот-вот, вам бы только пожрать, а защитить никого не можете, - последовал ответ.
Юсен, стоявший одной ногой в джипе, резко развернулся, и я зная, что за этим может последовать, пошел на опережение.
     - Слушай сюда, - обратился я к смельчаку. - Мы вчера весь день там проторчали, и на наших глазах погибли шестеро ребят. Это его солдаты там погибли и мои друзья, так что закрой свое хлебало, пока цел.
      Мужики опустили глаза, а тот, что ответил Юсену, подошел к нему и крепко обнял.
    - Прости, самхат, сорвалось, прости ради бога. Я сам скольких потерял в Ливане, понимаю твое состояние. Пойми и ты: мы все тут на нервах, за семьи свои, за детей боимся. Выехать никуда не можем.
    - Все нормально, брат, - ответил моментально остывший Юсен. – Я вас тоже понимаю, просто добрее к нам надо, вот и все, мы ведь ради вас тут сидим.
     Когда сели в джип, Юсен сказал:
- Спасибо, профессор, вовремя встрял, иначе он долго собирал бы свои зубы. Как, говоришь, Пушкин сказал? Эбат ту Лусу? – И мы дружно заржали.
Хаим, хозяин кафе, хорошо нас знал и поэтому обслуживал сам. Я уплетал бурекасы, тосты с сыром, жадно запивал апельсиновым соком и кофе и не мог остановиться. Каюб с Юсеном от меня не отставали, и со стороны мы выглядели, как голодающие Поволжья, которым наконец дали поесть. Когда Юсен попросил счет, хозяин запротестовал.
        - Да вы, что, обидеть меня хотите? У меня самого сын сейчас в Газе. Я смотрел на вас, а видел за столом сына. Вот вам на дорожку еще бурекасов, и соки не забудьте. Сами не захотите, друзьям дайте. Умоляю только, берегите себя и порвите этих тварей на части.
     - Спасибо, Хаим, хороший ты человек. За сына не переживай, все будет хорошо, – ответил Юсен, и, смущаясь, как ребенок, из-за того, что его накормили бесплатно, вышел из кафе.
    - Поедем на базу в Якир, переговорим с их комбатом, а потом двинем в сторону Калькилии. – Командир стал входить в рабочий режим.

Глава девятнадцатая - Кювет
Мы ехали по дороге Хоце-Шомрон, основной трассе, соединяющей Ариэль с израильской территорией. На асфальте валялись горелые покрышки, камни и осколки стекла. Жители придорожных арабских деревень от души повеселились вчера и явно продолжат борьбу сегодня.
      - Что у нас с альфой? - спросил Юсен. - Есть еще? Сегодня опять понадобится.
     - Полно, - ответил я, - но затариться никогда не помешает. На базе в Якире сделаем вылазку. Мне еще патронов надо добавить, а то вчера три магазина ушло.
В Якире расположился батальон танкистов, основной задачей которых была охрана дорог и еврейских поселений. Всегда считалось, что наш округ относительно спокоен, не считая Шхема, поэтому достаточно было отправлять к нам на два месяца батальон танкистов или артиллеристов. Танки и пушки они с собой не возили, выполняли обыкновенную патрульную работу. На серьезные аресты их брали только во внешний круг, а операции проводили ребята из специального батальона Дувдеван ("Вишня"), натренированные исключительно для занятий такого рода.
На базе танкистов начальство отправилось совещаться, а мы с Каюбом пошли трясти местные склады боеприпасов. Неожиданно завыла сирена, и база стала напоминать муравейник, в который швырнули камушек: солдаты выбегали из палаток и, на ходу надевая бронежилеты, неслись к своим джипам и на посты.
    - Каюб, дуй к джипу, а я быстро насобираю добро, пока кладовщика нет. - Тот испарился вместе с сиреной, крикнув, чтобы я взял чуть-чуть и не наглел. Наивная душа, пронеслось у меня в голове.
     Каюб подлетел на джипе, в котором уже сидел Юсен. Увидев меня с коробками резины, патронов, гранат и с новехонькими аккумуляторами для моей шестьсот двадцать четвертой рации (большой был дефицит), оба заулыбались.
   - Алекс, ты рожден для Голани, так даже я не тырил вещи у других. А теперь бросай все на хрен, и быстро поехали. Обстреляли израильский автобус, есть убитые.
    Это уже серьезно. Я забросил половину награбленного добра обратно в склад, но аккумуляторы все-таки прихватил с собой.
- Сколько пострадавших и где? – спросил я Юсена, погруженного в эфир.
- Около поселения Эммануэль обстреляли наш микроавтобус. Водитель потерял управление и улетел в кювет, есть убитые и раненые.
    Ехать от Якира до Эммануэля минуты четыре. Мы скоро были на месте. Микроавтобус лежал на боку, медбратья уже обрабатывали раненых, другие солдаты помогали вытаскивать людей из автобуса. Убитых вроде не было.
- Не понимаю, вы выстрелы слышали или нет? - спрашивал у пассажиров комбат танкистов. - Что у вас тут произошло?
- Не было никаких выстрелов, - ответила одна женщина. - Мальчишки стали кидать камни, попали через открытое окно прямо в голову водителя, он не справился с управлением и нырнул в кювет.
- А кто об убитых доложил? – не унимался комбат.
- Я, - раздался голос водителя, которому наши ребята накладывали повязку на разбитое лицо. – По опыту знаю, что вы моментально приедете, если сказать, что обстреляли, и есть жертвы.
   - Ты в своем уме или как? - озверел Юсен. - Ничего себе шуточки!
- Кейсария, амбулансы выслали? Отмените тревогу, все живы, у водителя фантазия богатая, а раненые, в основном, от аварии.
- Амбулансы уже в дороге, – ответили из Кейсарии. – Передайте водителю, что мы из-за него тут уже полмира подняли.
- Кейсария, я мишнэ, с этим все ясно. Что в Калькилии, спокойно?
- Пока да, но демонстрация точно будет. Батальон в Цофим укрепляет оба КПП, сто седьмой и сто девятый.
- Вас понял, держите меня в курсе, мы туда поедем, когда проверим здесь окрестности. Конец связи. – Юсен вернул мне рацию.
Мы взяли несколько солдат и рванули в ту сторону, откуда кидали камни в автобус. Вдалеке виднелись убегающие силуэты пацанов лет двенадцати-тринадцати. Комбат танкистов и Юсен с грустью смотрели им вслед.
- Смелое поколение подрастает, еще пара лет, и они с такой же легкостью будут в нас стрелять, – философствовал танкист.
Гнаться за мальчишками мы не стали. Пора было выдвигаться к Калькилии, приближалось время пятничной молитвы.

Глава двадцатая – Боевая готовность
Мы заехали к Дрору на базу совместного координирования. Под красными от недосыпа глазами темнели синяки, на столе раскиданы карты, а по углам стояло множество пустых пластиковых стаканов с остатками кофе.
   - О, Юсен-самхат, заходите, – устало встретил нас Дрор. – Я все смотрю и думаю, откуда палестинцы могут стрелять, если дойдет до этого. Сутки с их офицерами провел, все понимают, черти, но ручаться за спокойствие населения не могут.
   - Это понятно, - ответил Юсен. - А за своих подчиненных они могут поручиться?
   - Не знаю, самхат. После этих двух дней я уже ничего не знаю. Я почти два года работал с палестинцами над этими мирными соглашениями. Мы все прорабатывали до мельчайших подробностей, общались по-человечески, даже в какой-то степени подружились. И вот все к чертям собачьим! Они со мной сидят, разговаривают, а в глазах страх и ненависть.
   - Поехали с нами, на месте разберемся. Ты уверен, что они на сто девятый КПП пойдут, а не на сто седьмой? – спросил Юсен.
      - На сто девятый – сто пудов! Но сто седьмой тоже стоит усилить на всякий пожарный.
Солдаты артиллеристского батальона, что располагались на базе в Цофим, внушительными силами заняли позиции на сто девятом КПП. К ним присоединились ребята из местной роты МАГАВа. Все понимали, что глупо вести демонстрантов в сторону КПП, но жителям Калькилии очень хотелось проявить солидарность со своими братьями из других городов. Приехав на КПП, я не спеша заряжал свои магазины патронами, распихивал альфу в бронежилет и в какой-то прострации слушал радиоэфир. Пятничная молитва подходила к концу, и во многих деревнях палестинцы потянулись к дорогам, чтобы покидать камни и поискать приключений на свою задницу. Наши девчонки в диспетчерской с трудом справлялись и часто путали, какой патруль куда отправлять.
- Цофим, я Кейсария. Камни около Карней-Шомрона. Отправьте туда двадцать четвертый патруль.
- Кейсария, я Цофим, не могу отправить – мои все на сто девятом.
- Цофим, меня не ебет, где все твои! – Девчонки не стеснялись выражений. - Мне нужно, чтобы кто-то остановил местных и расчистил дорогу.
   На КПП действительно было слишком много артиллеристов. Я отправился к Юсену и объяснил ситуацию.
- Комбат Цофим, - позвал Юсен командира артиллеристов, - верни пару джипов на дороги, там камнями забрасывают наши машины. Оставь два-три джипа со своими ребятами, МАГАВ тоже пусть весь остается, и я со своими ребятами помогу – они у меня уже стрелянные, - Юсен хлопнул меня по бронежилету.
   - Смотри, самхат, тебе виднее, но мне не хочется увидеть, как толпа прорывает наш КПП. От него до Кфар-Сабы, сам знаешь, рукой подать.
- Я отвечаю за происходящее. Отпускай пару джипов, – ответил самхат.

Глава двадцать первая – Чувство мести
   - Уродыыыыы, сукииии! – раздались крики магавников, и все взоры обратились к ним.
- Чего стряслось, МАГАВ? – спросил Дрор.
   - В Тулькареме бой, нашего бывшего комроты Маяна убили и медбрата убили, прямо на базе совместного координирования! Там еще раненые есть.
    Последние девять месяцев Тулькарем находился вне нашего ведомства, и за событиями там мы не следили. Новость резанула по самому сердцу. Мы с Юсеном очень хорошо знали Маяна, да и ребят из Тулькаремовского МАГАВа я почти всех знал – на одной базе все-таки сидели.
    - Пипец им всем! - Магавники рванули в поле наискосок от КПП. Маневр был понятен: арабы тупо пойдут по дороге на КПП, где мы встретим их альфой, а МАГАВ ударит сбоку, отсекая противнику возможность рассеяться по полю.
    У меня в голове запульсировало, как заклинание:
- Маян, Нир, Бени, Итамар, МЕСТЬ, МЕСТЬ, МЕСТЬ!
- Алла-ааа Акбар, - донеслось со стороны Калькилии; толпа приближалась к КПП.
Мы заняли позиции позади бронированных джипов. Юсен сел в машину Дрора и наблюдал за происходящим. Я встал справа от командира, поудобней пристроив в дверном проеме автомат с заряженной резиной, и рассматривал надвигающуюся толпу через оптический прицел.
    Дрор взял в руки громкоговоритель и произнес приветственную речь на арабском:
   - Я офицер Израильской армии, прошу вас остановить демонстрацию и разойтись мирно по домам. В случае сопротивления мы будем вынуждены применить силу. Повторяю….
Каюб мне перевел, и я с удивлением посмотрел на Дрора, но он был прав: надо было сделать все, чтобы избежать столкновения. Вчера утром на сто седьмом Дрору это удалось, но сегодня, судя по реакции оравшей и свисевшей толпы, номер не прошел.
       - Приготовить альфу, - дал команду по рации Юсен. - Боевыми не стрелять.
   Через пять секунд полетели камни и стали падать в нескольких метрах от нас.
   - Юсен, можно? – спросил я командира, и тот утвердительно кивнул.
  - Держитесь, суки, - процедил я сквозь зубы и прильнул к прицелу, высматривая наиболее активных метальщиков.
Летевшие камни мешали сосредоточиться, но я старался не обращать внимания. В тот момент впервые моя жизнь приобрела иной смысл, и смысл этот был очень простым: я хотел жить, а ребята в десятках метров от меня не хотели, чтобы я жил. Что надо сделать? Правильно, нейтрализовать врага и остаться живым. Все просто, как в песне Любэ:
А на войне нелегкий труд,
А сам стреляй, а то убьют.
Я тихо разговаривал сам с собой вслух: - Ты, я вижу, особо резвый, а что у тебя в руках? Бутылка Молотова! Давай, сука, поджигай, ну же! Вот так, кошачьими шажками ко мне, молодец, теперь замахнись и… получи! – Я спустил курок, не отрывая глаз от прицела. Резина вошла в живот, согнув резвого пополам. Бутылка упала у его ног и загорелась.
   - Ну что, Джим, - в памяти всплыл Лондонский разговор двухлетней давности,   - ты спрашивал, смогу ли я стрелять в человека? К сожалению, это просто. Вот так, Джим: засовываешь резину в дуло…. передергиваешь затвор... целишься, хорошо целишься… этому можно и по ногам… и нажимаешь на курок, Джим.
    Ба-бах! Еще один метатель подпрыгнул и рухнул, схватившись за ногу чуть выше коленки.
- Лихо, профессор! - услышал я голос Юсенa, но не отреагировал. Я был полностью во власти нового и страшного чувства – мести. Рядом ребята тоже вовсю стреляли резину и «черемуху».
- Алекс, - услышал я голос комбата артиллеристов, сидевшего за земляной насыпью метрах в десяти от меня, - у тебя рация на себе?
- Да, комбат. Нужна? Сейчас подойду, – ответил я, и, согнувшись в три погибели, побежал к комбату.
Пока тот колдовал над моей рацией, я высматривал через прицел очередного кандидата в палестинский лазарет. В толпе происходили какие-то изменения. Люди в белых халатах оттаскивали раненых, а прикрывали их крепкие ребята в военных штанах с «калашами» и без гимнастерок. - Вот и серьезные пацаны подвалили. Если действительно помогают раненым, - хорошо, я стрелять пока не буду, а если сейчас в нас пулять начнут…

Продолжение